|
Условия, составленный по приказанию
епископа дерптского, на которых он соглашается
сдать город Дерпт московитам.
Во-первых он (епископ) желает, чтобы ему
предоставили во владение благоустроенный
монастырь Фалькенау, в 2-х милях от Дерпта на
Эмбахе, со всеми принадлежащими к нему землями,
людьми и судом, как издревле было определено;
чтобы он мог в этом монастыре кончить свою жизнь
в мире, и чтобы не присоединяли этого монастыря
от Ливонии к России.
Во-вторых он желает, чтобы великий князь
приписал к монастырю поместье, которое лежало бы
по возможности около монастыря .
В-третьих, чтобы монастырь по смерти его,
епископа, перешел во владение монаха папского
вероисповедания.
В-четвертых, чтобы за членами капитула
оставался собор папской религии (католический),
их имущества и дома под юрисдикцией епископа.
В-пятых, чтобы дворяне, которые пожелали бы
пребывать под властью великого князя, оставались
в Ливонии при их имениях, людях и имуществе, и не
были бы уводимы в Россию, но оставались под
епископскою юрисдикциею.
В-шестых, чтобы их хлеба, товары, съестные
припасы и напитки, лес и все их имущество были
свободны от пошлин.
В-седьмых, чтобы над членами капитула,
монастырскими монахами и над дворянством никто
не производил суд кроме его, епископа, и его
совета.
В-восьмых, чтобы в городе постоянно находился
один свободный дом для пребывания его (епископа),
когда он приезжает и уезжает, и чтобы никто из
московитов, ни в его присутствии, ни в его
отсутствии, не занимал этого дома.
В-девятых, когда он (епископ) будет посылать
великому князю послов, или, в случае, если он сам
поедет к великому князю, то чтобы тогда можно
было брать столько подвод, сколько потребуется,
без платы как на проезд туда, так и обратно.
В-десятых, чтобы у него был свой сад перед
городом и дровяной двор при реке Двине(?).
В-одиннадцатых, чтобы все его люди могли
свободно приезжать в город и уезжать из него.
В-двенадцатых. Если его (епископа) люди окажутся
виновными в городе по отношению к людям великого
князя или кого-нибудь другого и будут привлечены
к суду, то вина их может быть судима только
маршалом его (епископа).
Условия сдачи, предложенный дерптским
магистратом и общиною.
Во-первых. Оставить их всех при аугсбургском
вероисповедании или лютеранском учении, не делая
в том никаких изменений и никого в том не
принуждая.
Во-вторых. Оставить за ними их церкви со всеми
орнаментами и всю администраций по старине.
В-третьих. Оставить школы для юношества по
старому.
В-четвертых. Их немецкий магистрат останется
без всякого изменения с ратушей и со всеми
доходами, какие он имел и прежде, как то: тюрьмы,
житницы, хлебные и мясные шраги (уставы,
положения), монеты, аптеки, канцелярии,
проповедники, школьные учители, все дома
городских служащих, конюшни, мельницы, поместья,
рыбные ловли, весы, бракование, городские и
торговые суды, богадельные и церковные дома,
цеховые дома со всеми их рентами и доходами, и все
доходы, какие он имел с древних времен от вина,
пива, меду и от всех напитков и товаров.
В-пятых. Их протоколы, крепостные и рентовые
книги, и все их старые и новые привилегии, от кого
бы они ни были даны, должны быть подтверждены со
всеми их печатями и грамотами.
В-шестых. Над немцами и ненемцами суд
производите только городской фогт, русские же
фогты вмешиваться не будут ни в духовные, ни в
светские дела, ни в уголовные и ни в гражданские.
В-седьмых. Они будут судиться мечем по-старому.
В-восьмых. Их законы и все прежние обычаи
судопроизводства, выборы в должности, шраги,
хлебные меры, локти, весы, все останется по
старому.
В-девятых. Две общинные гильдейские камеры,
одна для купцов из бюргерства, другая для
ремесленников, останутся по-старому, чтобы те
камеры служили для свадеб и собраний; равно
останется по-старому их право выбирать в амты из
братчиков, останутся по-старому и их цехи.
В-десятых. Останутся по-старому черноголовые,
как компания иностранных заморских купцов, и их
общественный дом, где бы могли совершаться
по-старому их собрания.
В-одиннадцатых. Они (магистрат и община) могут
со своими товарами, какого бы они наименования ни
были, ездить и вне и внутри страны, также в Россию,
Германию и куда нужно, при чем с них не будет
взимаемо никаких пошлин как вне и внутри города
Дерпта, так и в России и в Ливонии.
В-двенадцатых. Они могут варить пиво и мед,
гнать водку и шинковать, не платя акциза ни с
какого иностранного вина, за исключением что
положит и назначит магистрат на содержание своих
чинов.
В-тринадцатых. Они и их дети как сыновья, так и
дочери, могут вступать в брак за морем, в
Германии; могут отдавать туда своих детей и во
всякое время принимать заморских, как своих
детей.
В-четырнадцатых. Они (магистрат и община) могут
свои дома с земельными под ними участками, также
сады, сараи, поля, поместья и прочее свободно
другим продавать и без всякой помехи с деньгами
уезжать из города.
В-пятнадцатых. Всем бюргерам и жителям должно
быть позволено, и теперь при сдаче города Дерпта
и впоследствии, уезжать со своим имуществом, а
чего они не могут взять с собою и оставят на
хранении иди у хороших друзей или в своих
собственных домах, то все могут увезти после,
когда к тому представится случай.
В-шестнадцатых. Если кто-нибудь из дерптских
бюргеров пожелал бы в будущем снова возвратиться
в Дерпт и жить под великим князем, или если того
пожелают дети удалившихся, то таковое
возвращение должно быть позволено.
В-семнадцатых. Дерптским ратным людям должен
быть позволен свободный выход из города с их
имуществом и всем оружием, с выдачею им верных
паспортов.
В-восемнадцатых. Если окажутся бюргеры, которые
не хотят оставаться в Дерпте и которые не могут
тотчас выехать из этого города с их женами,
детьми, пожитками и челядью, то такие бюргеры
могут, спустя 8 дней или чрез несколько недель,
уехать из города при оказии, и им должно выдать
верные паспорты.
В-девятнадцатых. Иностранные немецкие купцы,
также как и великого князя люди, могут с их
товарами приставать у бюргеров в их домах, могут
свои товары складывать в постоялых дворах и
магазинах, могут торговать и совершать сделки,
пока им магистрат дозволяет то.
В-двадцатых. Гость с гостем, будь они немцы или
русские, торговать между собою не могут, но
только с городскими бюргерами, по старине.
В-двадцать первых. Магистрат удерживает по
старине за собою инспекцию и суд чрез своих
должностных лиц над ВСТ.МИ амтами (цехами), будь
то немцы или не-немцы, также над компанией или
обществом рыбаков, называемых крауменингами,
сохраняя право во всякое время, смотря по
обстоятельствам, уменьшать или увеличивать их
шраги (уставы) и распорядки, а также все ссоры
судить и налагать наказания.
В-двадцать вторых. Обыкновенные ярмарки должны
происходить по старине в обычное время, с
продажею и куплею всякой рыбы, хлеба, хмеля, меда
и всяких съестных припасов и товаров, а
магистрат, по-прежнему, будет иметь инспекцию и
суд над торговлею.
В-двадцать третьих. Магистрат в некоторых
случаях может прощать лиц, которые оказались в
суде виновными.
В-двадцать четвертых. Магистрат может давать,
по своему усмотрению, въездные и выездные
паспорты для путешествия во всякое время.
В-двадцать пятых. Бюргеры не могут быть
отягощаемы в своих домах военными постоями
В-двадцать шестых. Великий князь не будет
выселять бюргеров и жителей из Дерпта в Россию
или в какие-либо другие места.
В-двадцать седьмых. Если кто либо, немец или
ненемец, провинится пред великим князем, открыто
или тайно, то таковой преступник, если будет
пойман в пределах ведомства магистрата, будет
судим магистратом и его фогтами.
В-двадцать восьмых. Если кто-либо из чужеземцев
умрет в Дерпте, то его имущество передается
родственникам иди друзьям его; правило это в
подобных же случаях должно быть исполняемо и в
других местах.
В-двадцать девятых. Если кто умрет и его друзья
в продолжение года и одного дня не потребуют себе
его имущества, то оно достается во владение
магистрата, по старине.
В-тридцатых. Если будут на будущее время
поселяться в городе новые бюргеры, то они должны
по старине предъявить магистрату на
рассмотрение их права на бюргерство, и они должны
присягнуть великому князю и магистрату, а
бюргерство получать в гильдии, по старине.
В-тридцать первых. Магистрат желает, чтобы
апелляции на его приговоры по старине посылались
в город Ригу и рижский магистрат, так как
дерптские законы, по которым магистрат судит и
дает приговоры, заимствованы из прав рижских,
данных Риге императором и папой.
В-тридцать вторых. В России никто не должен, во
время отсутствия дерптского бюргера или купца,
конфисковать и забирать его имущество или
деньги, и никто там притесняем быть не может из-за
долга сделанного в Дерпте, но истец с жалобой при
подобных обстоятельствах должен обращаться за
судом к дерптскому магистрату.
В-тридцать третьих. Во всякое время дерптские
бюргеры могут без всякой помехи вывозить из
России всякие хлеба и съестные припасы, а также
мед и хмель, если им то понадобится.
В-тридцать четвертых. Все купцы из Германии и
России могут иметь беспошлинно и во всякое время
свои склады в Дерпте, и только должны платить
магистрату за взвешивание и бракование товаров.
С этими пунктами уполномоченные епископа,
дворянства и капитула, а также нисколько лиц,
уполномоченных от магистрата и общины, были
посланы к князю Петру Ивановичу Шуйскому, чтобы
он утвердил все эти пункты, скрепив их своею
печатью именем великого князя. В таком случае они
на следующий день отворят,
во имя Господа, городские ворота, и впустят
полководца со всем его войском и 1558-го года, 19-го
июля, передадут ему ключи от города и замка.
Они только просили, чтобы их защитили от войска
и не позволили бы ему вторгаться в дома, так как
их жены и дети не привыкли к чужому ратному люду.
Это было тотчас же обещано и обещание было
сдержано.
После этого начальник, князь Петр, пожелал,
чтобы дерптские толмачи с несколькими из его
людей перевели эти договорные пункты с немецкого
языка на русский, так как пунктов этих было много,
они ему были переведены лишь устно с немецкого
языка, и он по этой причине не может всех их
удержать в памяти. Если в пунктах окажется
что-либо требующее, по его мнению, перемены, то он
будет говорить о том с дерптцами и порушить на
том, на что можно согласиться. Если все окажется
так, что можно будет надеяться на одобрение тех
пунктов великим князем, то он печатью скрепит
таковые: он, князь Петр, хорошо знает, что имеет
много значения у великого князя, и потому получит
то, что им обещает.
После этого тотчас же были назначены люди, к
которым князь прислал своих людей, для перевода
пунктов на русский язык.
Кроме этого военачальник, князь Петр, приказал
известить епископа и всех, кто пожелает выехать с
ним, а также не желавших остаться в городе
бюргеров и ратных людей, чтобы они все
приготовились к дороге. Он предложил назначить
нескольких великокняжеских бояр с несколькими
всадниками для проводов господина епископа с его
людьми до Фалькенау. Предложил он также, что
назначить людей, которые проводят других
бюргеров с их женами и детьми и ратных людей со
всеми их пожитками за несколько миль от города,
чтобы никто нисколько за себя не опасался бы.
Как только посланные прибыли с таким решением в
город, тотчас было объявлено всем ратным людям,
которые еще не получили жалованья от города,
явиться в таком-то часу для получения денег и
паспортов.
Таким образом все, не желавшие оставаться под
властию великого князя, должны были готовиться к
отъезду и завтра, как только колокол пробьет 8,
они должны были выехать, сопровождаемые
великокняжескими людьми. Везде слышались жалобы
и стоны, каждый собирался и укладывался, покупал
лошадей и телеги, увозил на лошадях и волах все
что можно было захватить второпях; чего увезти не
могли, оставляли. Много, много тогда рассталось
между собою добрых друзей!
Епископ велел перевезти часть сундуков и
поклажи водою, а часть сушею, на возах.
На другой день, когда пункты были переведены на
русский язык, военачальник, чтобы не терять
напрасно времени в переговорах, одобрил эти
пункты под ратификацией великого князя, он же,
военачальник, сам будет ходатаем за них пред
великим князем, в этом пусть они вполне положатся
на него. Как только епископ получил свои пункты, а
магистрат и община свои, то сейчас отворили
городские ворота, и епископ в первый раз со всеми
своими поехал в Фалькенау, сопровождаемый 200-ми
всадников. Военачальник велел также передать
епископу, что для защиты его, епископа, в
монастыре будет назначен воевода из
великокняжеских придворных бояр на все время,
пока русское войско будет находиться около
города, с несколькими всадниками и стрельцами,
чтобы ему, епископу, не было причинено никакой
обиды. Такое предложение епископ принял с
благодарностью.
После этого тронулись в путь не желавшие
оставаться в городе все бюргеры и ратные люди со
всем, что только могли захватить с собой. Их
сопровождало много бояр и всадников, и им не было
причинено ни малейшей обиды. Когда они выехали из
города, военачальник князь Петр Шуйский
потребовал, чтобы магистрат выслал несколько
бургомистров, ратсгеров и выборных из общины для
сопровождения его, князя, в город. Он, князь,
прежде всего пришлет в город воеводу с
несколькими людьми, которые внесут знамена мира,
устроят во всем достодолжный порядок; бюргеры же
должны оставаться в своих домах до тех пор, пока
устроится хороший порядок, и пусть они нисколько
не беспокоятся за себя.
После этого в лагерь к военачальнику
отправились (в качестве депутатов) несколько
назначенных лиц от магистрата и общины, а также
несколько членов капитула и два лица со стороны
епископа. Князь благосклонно принял их, подал им
руку, обещая милость великого князя и свое
ходатайство за них.
Тогда члены капитула, а потом и посланные от
магистрата и общины, передали военачальнику
ключи от ворот замка и города. Князь не отпускал
депутатов из своей палатки до тех пор, пока не
послал вперед в город несколько сотен своих
лейб-стрельцов (детей боярских). За тем один из
воевод с несколькими всадниками отправился в
замок. Другой же воевода въехал в город и занял
стрельцами рынок и улицы, а после всего этого
вступил в город сам князь Петр Иванович Шуйский,
а посланные от капитула, магистрата и общины шли
пред ним и сопровождали его в замок.
За тем князь велел объявить, что под страхом
смерти никто не смеет ничем обижать жителей
города. Велел он также объявить, чтобы бюргерские
люди не продавали в своих домах никаких напитков
для ратных людей, в предупреждение несчастия.
Всех русских ратников разместили в замке, в
соборных помещениях и в оставленных жителями
домах, и строго смотрели, чтобы они никого не
обижали, а кто в этом провинился, того князь велел
постыдным образом бить и плетьми наказывать;
князь назначил также нескольких бояр со
стрельцами для объездов по городу, которые
ежедневно ездили кругом и забирали всех
нетрезвых людей и всех кто только неподобающе
себя вел, и тотчас сажали в тюрьму. Видя это,
бюргеры несколько успокоились в своем несчастии,
и не боялись уже открытого нападения и насилия.
После этого магистрат и община прислали князю в
подарок корзину с вином, пивом и разными другими
припасами, и свежей рыбы и зелени, что и было
принято благосклонно, и он еще раз объявил, что
если окажется хоть какая-либо жалоба на его
ратных людей, то пусть тот прямо обращается к
нему: он сумеет наказать виновного и защитить
всякого невинного.
Спустя несколько дней, он пригласил к себе в
гости в замок магистрата, общину, эльтерманов и
старшин и хорошо угостил их.
Когда выехавшие из Дерпта бюргеры и ратные люди
прибыли в Ревель, то застали этот город в большом
затруднении и печали, потому что городские стены
еще не были отстроены, и бюргеры были так поражены
этим, что все свое имущество отправили на
кораблях из страны.
Вскоре после сдачи города Дерпта, военачальник,
князь Петр Иванович Шуйский, послал одного
боярина в город Ревель с предложением покориться
великому князю, как то сделал уже город Дерпт, и с
обещанием, что великий князь будет жаловать
ревельцев большою свободою и лучшими
привилегиями, каких еще они никогда не имели. Они
могут и не принимать великокняжеских ратных
людей, великий князь лишь назначит в замок своего
наместника. А если ревельцы не захотят быть под
подданством великого князя, то должны заранее
знать, что их постигнет гнев великого князя. На
это русский боярин, в загородном дворе
магистрата, находившемся в двух милях от Ревеля,
где он правил свое
посольство, получил в ответа, что ревельцы будут
верны присяге и обязанности магистру, за
которого, стоят и жизнию своею и своим
имуществом, и что они не уподобятся тем
легкомысленным, которые поступили вероломно и
сдали свой город. Пусть он (боярин) передаст этот
ответ своему господину, а они же полагаются на
помощь Всевышнего. Но у многих в Ревеле от этих
слов сжалось сердце в предчувствии недоброго.
Между тем ливонские послы прибыли из Москвы в
Ригу и привезли с собой назад 60 000 талеров,
которые и были сданы в доме Иоанна Икскуля из
Ментцена на Конюшенной улице.
Добрые люди, покинувшие свои дома и дворы в
Дерпте, кое что получили из тех 10 000 талеров,
которые собрали ратсгеры и бюргеры в Дерпте, но
те, которые остались в этом городе, не получили
ничего, так как магистр все деньги взял, объявив,
что это деньги неприятеля. Вот что они получили за свое
благодеяние: поквитались!
А что эти бедные люди и могли вывезти из Дерпта,
то все дорогой у них отобрал и разграбил магистр
со своими помощниками, как то: Вильгельмом
Вифферлингом и некоторыми другими ему подобными.
По взятии города Дерпта и иервенский фохт
покинул замок Везенберг со всеми запасами разных
дорогих напитков, вина, пива и меда и разных
съестных припасов. Тоже самое сделали в Лаисе и
Оберпалене, а также в Рингене и Кавелехте и во
многих других местах.
В том же 1558-м году, пред взятием еще города
Дерпта, стоял я в воскресенье Misericordiae Domini (3-е
воскресенье после Пасхи) на горе у Дренсовых
ворот с одним дерптским бюргером, Валентином
Крузе, и, между 7-ю и 8-ю часами, видел в ясный день
три солнца на небе друг подле друга; это без
сомнения означало, что за Ливонию будут спорить
три государя: московит, король польский и король
шведский.
Князь Петр занял город Дерпт и покинутые замки
многими ратными людьми, чтобы они защищали
границы и снабдил их всем необходимым на долгое
время. И великий князь также прислал из Пскова
водою в Дерпт большие запасы муки и всяких
хлебов, овса, пшеницы, пороха и свинца в большом
количестве, и наградил многих своих бояр
поместьями и людьми в Ливонии, которые прибыли
туда тощими, но скоро весьма растолстели.
В 1560 году, на Крещение, московит взял замок
Мариенбург, на русской границе.
В 1559 году старый магистр Вильгельм фон
Фюрстенберг отказался от своей должности, и
магистром был избран его коадъютор, Готгардт
Кетлер, который в том же году принимал присягу в
Ревеле. Он
заложил замок Гробин прусскому герцогу за 40 000
талеров, а Кегельский двор, недалеко от Ревеля,
заложил городу Ревелю за 30 000 талеров, а также
занял в Риге у одного старого гезеля, именем
Биллербека, под расписку 30 000 марок полновесными
старыми деньгами. Добрый старый гезель думал
этим сделать добро стране, но при своей жизни он
ничего в уплату не получил.
Также собрал этот магистр все что осталось от 60
000 талеров и с этими деньгами стал поспешно
набирать ратных людей. В 1558 году осенью (в ноябре)
Готгардт Кетлер совсем своим войском, сколько
мог набрать, осадил замок Ринген в дерптском
епископстве, прежде принадлежавший тевтонскому
ордену, расположенный в 6 милях от Дерпта, и отнял
этот замок у русских, при чем было убито более 400
русских. После этого он разрушил замок и
отступил.
В 1559 году, в день святого Мартина (10 ноября), этот
магистр выступил в поход с ландзассами и
коадъютором рижского архиепископа, герцогом
Христофом Мекленбургским, вместе с ландзассами
рижской епархии и стал лагерем у Нюгенской
церкви, в трех милях от Дерпта. Московит также
собрал отряд ратных людей, который стал в шести
милях от немецкого лагеря, намереваясь
соединиться с русскими, составлявшими гарнизон в
Дерпте, и нанести поражение магистру; но немцы
напали на их лагерь, убили многих из них и увели с
собою взятых в плен нескольких знатных бояр.
В 1558 году, осенью, когда магистр Кетлер отступил
от Рингена, все дерптские бюргеры и кто только
был способен носить оружие были отправлены из
города в Псков. Там их разместили у псковских
бюргеров и не отпускали до тех пор, пока магистр
отступил от Рингена в рижскую епархию; тогда их
снова возвратили в Дерпт к их женам и детям,
которым, впрочем в их отсутствии, не было
причинено ни какой обиды.
В 1559 году, когда магистр снова расположился
лагерем у Нюггена и побил русских, дерптские
бюргеры никуда не были отправляемы;
но их поместили в ратуше, присылали им кушанье из
их домов и никакого вреда не причиняли, а когда
магистр отступил, каждый без всякой помехи
отправился к себе домой.
После этой битвы, магистр и герцог Христоф
Мекленбургский двинулись со всею силою под город
Дерпт и, после нескольких стычек, снова
отступили, а герцог Христоф направился к рижской
епархии. Магистр же Готгардт Кетлер двинулся со
своими отрядами к замку Лаису, стал его
обстреливать и два раза пытался взять приступом,
но оба раза был отбит, причем лишился много
народу и добрых слуг. Там был убит ревельский
гауптман Вульф фон Страссбург и также гауптман
Луккнинг, который был застрелен с башен у Дерпта.
Так как ничего нельзя было поделать, то магистр
отступил от Лаиса с ругательством и насмешкой, и
повел аркебузников (стрелков) к Феллину. Но
золото было уже истрачено и наемники были
недовольны, потому что нечем было платить им.
Таким образом они разошлись во все стороны, и
зима окончательно разложила войско. Так всегда
бывает, когда хочешь искать роз в снегу: Ганс Гау
не может сносить лифляндской зимы с ее сильными
холодами и, таким образом, пиво, как говорится,
утекло.
В 1560 году, как только московит взял Мариенбург,
учинил он набег, прошел через всю рижскую епархию
и Курляндию и там жестоко хозяйничал убийствами
и пожарами. Тогда большая часть замков была
покинута, которые таким образом и достались ему
без борьбы.
В 1560 году, в день праздника Пасхи (16 апреля),
прибыл в Аренсбург на Эзеле герцог Магнус
Гольштейнский, брат датского короля Фридриха
II-го, которому и было передано епископом Иоанном
Менниггаузеном епископства Эзель и Курляндская
епархия, за что он взял 30,000 талеров и потом уехал,
как увидел, что Ливония была вся выжжена. Эти 30,000
талеров король польский Стефан, когда, по смерти
герцога Магнуса, курляндские монастыри были
заняты прусским герцогом в 1584 году, велел
передать датскому королю, хотя Менниггаузен не
имел права продавать или закладывать епархии.
Также и ревельский епископ, Мориц Врангель,
передал ему (герцогу Магнусу) ревельское и
гапсальское епископства.
В 1560 году, на Троицу, московит сделал большой набег на Гарриен и все
опустошил и сжег безжалостно, что только
попадалось ему, увел много скота и людей, и сжег
дворянские дворы и епископский замок дотла. Он
прошел таким образом через все рижское
архиепископство и хотя сановники ордена, как
Шалль фон Белль, командор гольдингенский, Генрих
фон Гален, фогт бауский, Христоф фон Зибург, фогт
кандауский, и другие собрали войско, какое только
могли набрать для поражения врага, и сошлись при
Эрмисе и сражались мужественно, но их было
слишком мало против войска неприятеля и они
поэтому потерпели поражение, причем было убито
до 500 немцев, а вышеозначенные господа были
схвачены, отвезены в Москву и там казнены. Это
поражение и гибель таких знатных господь страны
навело большой страх на остальные ливонские
сословия.
В этом же году остальные ливонские сословия,
как-то: архиепископ маркграф Вильгельм, вместе со
своим коадъютором, герцогом Мекленбургским,
магистр Готгард Кеттлер и герцог Магнус, в июле,
держали ландтаг в Пернове и советовались как
помочь стране в столь печальных обстоятельствах.
Когда они обсуждали это, московит, как раз в день
Марии Магдалины, явился пред замком и городом
Феллином и осадил его. Он сначала начинает
обстреливать пригород, предает его огню, так что
остается несгоревшими только пять домов и берет
его приступом. Тогда все жители спасаются в
крепкий замок Феллин, где в то время пребывал
лично прежний магистр Вильгельм фон Фюрстенберг
и защищают замок целых четыре недели и, конечно,
долго еще бы продержались, потому что у них
предостаточно было съестных припасов, пороха,
свинца и надлежащего оружия, но кнехты (наемные
солдаты) не получали жалованья за нисколько
месяцев. В неуплате жалованья негодяи нашли
причину ропота, хотя добрый старый магистр
предлагал им в залог золотые и серебряные цепи,
клейноды и драгоценности стоимостью вдвое
против следуемого им жалованья, пока он будет в
состоянии начеканить монету для уплаты им. Но эти
канальи и изменники не согласились на
предложение Фюрстенберга, и заявили, что сдадут
крепость московиту. Это они и сделали, поставив
условием свободный выход себе. Они разграбили
сокровища магистра, взломали и разграбили
сундуки и ящики (снесенные в замок для хранения)
многих знатных дворян, сановников ордена и
бюргеров, и забрали себе столько, сколько мог
каждый, а забранное составило бы жалованье не
только за один год, но и за пять или десять лет, и
они могли бы защищать очень долго крепость,
потому что в снарядах и съестных припасах недостатка не было.
Но не таково было желание этих негодяев: они
предали московиту своего доброго господина со
всеми его верными слугами и сдали крепкий замок
Феллин с его укреплениями; но Господь Бог не
оставил без наказания неверность и
клятвопреступничество этих злодеев: московиты
проведали, что они хотят уйти с сокровищами
магистра и имуществом добрых людей, и чисто
обобрали их, оставив нагими и босыми и, когда они
прибыли кто в Ригу, а кто в какое-либо другое
место, то получили достойное возмездие — их всех
перевешали по деревьям.
Таким-то образом московиты, в августе 1560 года,
взяли крепкий замок Феллин, лучшую крепость
страны, и увезли главу всей страны,
благочестивого старого магистра Вильгельма
Фюрстенберга в Москву, и дали в пожизненное
кормление ему и его слугам замок, называемый
Лублин (Любим) где он впоследствии и скончался.
Если бы в то время московит, миновавши Феллин,
прямо отправился бы к Пернову, то, как в мешке,
захватил бы на ландтаге всех властителей и все
сословия страны, но он этого не сделал, а они
между тем успели разойтись, так ни на чем и не
порешивши.
По взятии крепости Феллина, московит разделил
свое войско на три части. С одною двинулся он под
крепкий замок Вейссенштейн, осадил его в
сентябре 1560 года, и больше пяти недель стоял под
ним и штурмовал. Там в то время молодой и храбрый
человек, Каспар фон Ольденбоккем, так рыцарски
защищался, не надеясь при том на какую-либо
помощь, что московит со стыдом должен был
отступить. Другой отряд отправил он к Вендену и
Вольмару — все жечь и опустошать там. Вольмарцы
напали на него с тремя ротами стрелков в надежде
спасти свой скот, но были побеждены неприятелем,
почти все перебиты, а остальные были уведены
пленниками в Москву. Третий отряд захватил в Вике
гарриенский скот и имущества, которые были сюда
собраны как в безопасное место, и забрал с собой
все это вместе с людьми в Москву.
Герцог Магнус не осмеливался более оставаться
в Гапсале, боясь гнева великого князя, за то, что
он, герцог, присутствовал на перновском ландтаге.
Он поэтому переехал на лодке на остров Эзель,
чтобы быть там в безопасности.
После того как московит таким образом
опустошил Вик, он подошел к Ревелю и расположился
лагерем в 2-х милях от города на Гаркском дворе,
тогда некоторые ревельцы рано утром сделали необдуманно вылазку, думая застать
неприятеля врасплох и овладеть угнанным скотом.
Они действительно овладели викской добычей и
погнали было скот к городу, но про это скоро
узнали в московитском лагере: русские пустились
за ними в погоню, побили их и отняли у них полевые
орудия с лошадьми, составлявшие собственность
ревельского магистрата, причем было убито много
людей дворянского роду и бюргеров, а между ними:
Иоанн фон Гален, Юрген фон Унгерн, Лоренц Эрмис,
Люйтке фон Ойтен, член городского магистрата,
Блазиус Гохгреве и много еще других бюргеров и
купеческих прикащиков (гезелей). Это случилось 2
сентября 1560 года.
Того же года осенью стали собираться толпами
гарриенские и викские крестьяне: они не получали
никакой защиты от дворянства и не хотели более ни
подчиняться дворянам, ни справлять им какие-либо
службы. Они разграбили несколько дворянских
усадеб некоторых дворян, именно: Якова Укскуля
Лумматского, Отто Укскуля Кирккельского, Юргена
Рисбитера и Дирика Ливе убили, а после того
отправили своих послов в Ревель для заключения
дружбы и мира с городом. Здесь их убеждали
отказаться от своих злых намерений, но это ничуть
не помогло: они продолжали начатое и осадили
замок Лоде, где было много дворян. Тогда Христоф
Менникгаузен вооружился с несколькими
дворянами, напал на крестьян у Лоде, многих
перебил, а предводителей взял в плен, одна часть
которых была казнена пред Ревелем, а другая пред
Лоде.
Когда дела в Ливонии были в таком дурном
положении, король польский Сигизмунд-Август, по
просьбе ливонских сословий и городов, согласился
принять участие в положении страны и взять ее под
свою защиту, но с условием, чтобы за военные
издержки ему, королю, должны быть предоставлены в
виде залога пять замков: Каркус, Гельмет,
Трикатен, Эрмес или Руйен и Буртнек, которые и
будут находиться в королевской власти до тех пор,
пока не будет возвращена плата за военные
издержки или со стороны римской империи или же со
стороны ливонских сословий, а в эти издержки
следует включить и плату королевским
начальникам войск. После этих переговоров король
послал к магистру Кеттлеру несколько отрядов
войска для действий против врага. Названные
заложенные замки впоследствии были отданы в
приданое сестре короля Сигизмунда-Августа,
Екатерине, когда она выходила замуж за герцога
финляндского Иоанна.
Так как город Ревель и некоторые (эстонские)
дворяне полагали, что с их стороны гораздо
выгоднее и лучше пользоваться помощью шведского
короля, то они отступились от своего властителя
страны магистра и от других сословий и городов, и
перешли под шведскую
корону, хотя сами согласились перед тем с
сословиями одобрили помощь со стороны поляков и
приняли у себя польских гайдуков или стрелков в
качестве вспомогательного войска; после же того,
как решили сдаться под покровительство шведской
короны, они отослали тех гайдуков назад и
объявили своему властителю магистру, как то
сообщает их хроника, чрез дворянина Рейнгольда
Лоде и ревельского ратсгера Иоанна Винтера, что
они отказываются публично от своей присяги и
продолжают, с помощью шведского короля,
обстреливать и осаждать ревельский замок. Замок
этот защищал орденский наместник Каспар фон
Ольденбоккен и храбро держался в нем шесть
недель, пока наконец должен был сдать его шведам
на Иванов день 1561-го года, вынужденный к тому
голодом.
После этого король шведский занял Вик, а в 1562
году и Пернов, попробовал также своего счастья у
Вейссенштейна, но наместник Иоанн Гролль храбро
защищал его, пока наконец голодом не вынужден был
сдать замок осенью 1562 года; в 1573 году, на новый
год, московит снова завоевал этот замок.
Как только польский король и ливонские
сословия убедились, что им приходится воевать не
только с московитом, но и со шведами, король
отказал лифляндским сословиям в своей защите, но
заявил, что если они ему совершенно покорятся,
как покорился Ревель шведскому королю, то только
в таком случае он, король, будет сражаться против
обоих — и московита и шведского короля и, после
отнятия у них завоеванного, каждого оставить при
том, чем он уже прежде владел.
Относительно этого много было разных мнений;
наконец было решено, что магистр Готгардт
Кеттлер будет пожалован от короны польской
ленным князем Курляндии и Семигалии, а вся
Ливония должна быть передана сословиями
польской короне. Город Рига согласился на
подданство польской короне, но с условием, чтобы
город был освобожден от присяги, принесенной
римской империи. Только по заключении такого
договора, началась настоящая война с московитом
и шведами.
Причиною к войне было обстоятельство, что город
Ревель изменил своим властителям и другим
ливонским сословиям, чрез что оба государя,
король польский и король шведский, и вцепились
друг другу в волосы; если бы Ревель, подобно
городу Риге, остался при своих властителях, то
король польский вместе с ливонцами
сражался бы только против московита и мог бы
лучше защищать страну.
В 1562 году, герцог Христоф Мекленбургский
обратился к королю шведскому Эриху, думая, с
помощью шведов, изгнать поляков из рижской
епархии, но когда он с небольшим войском прибыл в
епархию, то был скоро взят в плен при замке Далене
и увезен в Польшу, где и оставался целых пять лет.
В 1563 году, 28 июля, шведы взяли у герцога Магнуса
гапсальский замок и разграбили и обобрали
церкви; в сентябри они также явились под замком
Лоде с шестью тяжелыми орудиями, но на них напал
герцог курляндский с несколькими польскими
отрядами (президиями), побил шведов и занял
крепость.
Летом 1563 года, вспыхнула война между королем
датским Фридрихом II в союзе с городом Любеком и
между королем шведским, на море и на суше, с
большим кровопролитием; война продолжалась до 1570
года, пока наконец дело не было улажено в
Штеттине. Обе воюющие стороны в этой
продолжительной войне не напряли шелка.
| |
