Условия, составленный по приказанию епископа дерптского, на которых он соглашается сдать город Дерпт московитам.

Во-первых он (епископ) желает, чтобы ему предоставили во владение благоустроенный монастырь Фалькенау, в 2-х милях от Дерпта на Эмбахе, со всеми принадлежащими к нему землями, людьми и судом, как издревле было определено; чтобы он мог в этом монастыре кончить свою жизнь в мире, и чтобы не присоединяли этого монастыря от Ливонии к России.

Во-вторых он желает, чтобы великий князь приписал к монастырю поместье, которое лежало бы по возможности около монастыря .

В-третьих, чтобы монастырь по смерти его, епископа, перешел во владение монаха папского вероисповедания.

В-четвертых, чтобы за членами капитула оставался собор папской религии (католический), их имущества и дома под юрисдикцией епископа.

В-пятых, чтобы дворяне, которые пожелали бы пребывать под властью великого князя, оставались в Ливонии при их имениях, людях и имуществе, и не были бы уводимы в Россию, но оставались под епископскою юрисдикциею.

В-шестых, чтобы их хлеба, товары, съестные припасы и напитки, лес и все их имущество были свободны от пошлин. 

В-седьмых, чтобы над членами капитула, монастырскими монахами и над дворянством никто не производил суд кроме его, епископа, и его совета.

В-восьмых, чтобы в городе постоянно находился один свободный дом для пребывания его (епископа), когда он приезжает и уезжает, и чтобы никто из московитов, ни в его присутствии, ни в его отсутствии, не занимал этого дома.

В-девятых, когда он (епископ) будет посылать великому князю послов, или, в случае, если он сам поедет к великому князю, то чтобы тогда можно было брать столько подвод, сколько потребуется, без платы как на проезд туда, так и обратно.

В-десятых, чтобы у него был свой сад перед городом и дровяной двор при реке Двине(?).

В-одиннадцатых, чтобы все его люди могли свободно приезжать в город и уезжать из него.

В-двенадцатых. Если его (епископа) люди окажутся виновными в городе по отношению к людям великого князя или кого-нибудь другого и будут привлечены к суду, то вина их может быть судима только маршалом его (епископа).

Условия сдачи, предложенный дерптским магистратом и общиною.

Во-первых. Оставить их всех при аугсбургском вероисповедании или лютеранском учении, не делая в том никаких изменений и никого в том не принуждая.

Во-вторых. Оставить за ними их церкви со всеми орнаментами и всю администраций по старине.

В-третьих. Оставить школы для юношества по старому.

В-четвертых. Их немецкий магистрат останется без всякого изменения с ратушей и со всеми доходами, какие он имел и прежде, как то: тюрьмы, житницы, хлебные и мясные шраги (уставы, положения), монеты, аптеки, канцелярии, проповедники, школьные учители, все дома городских служащих, конюшни, мельницы, поместья, рыбные ловли, весы, бракование, городские и торговые суды, богадельные и церковные дома, цеховые дома со всеми их рентами и доходами, и все доходы, какие он имел с древних времен от вина, пива, меду и от всех напитков и товаров. 

В-пятых. Их протоколы, крепостные и рентовые книги, и все их старые и новые привилегии, от кого бы они ни были даны, должны быть подтверждены со всеми их печатями и грамотами.

В-шестых. Над немцами и ненемцами суд производите только городской фогт, русские же фогты вмешиваться не будут ни в духовные, ни в светские дела, ни в уголовные и ни в гражданские.

В-седьмых. Они будут судиться мечем по-старому.

В-восьмых. Их законы и все прежние обычаи судопроизводства, выборы в должности, шраги, хлебные меры, локти, весы, все останется по старому.

В-девятых. Две общинные гильдейские камеры, одна для купцов из бюргерства, другая для ремесленников, останутся по-старому, чтобы те камеры служили для свадеб и собраний; равно останется по-старому их право выбирать в амты из братчиков, останутся по-старому и их цехи.

В-десятых. Останутся по-старому черноголовые, как компания иностранных заморских купцов, и их общественный дом, где бы могли совершаться по-старому их собрания.

В-одиннадцатых. Они (магистрат и община) могут со своими товарами, какого бы они наименования ни были, ездить и вне и внутри страны, также в Россию, Германию и куда нужно, при чем с них не будет взимаемо никаких пошлин как вне и внутри города Дерпта, так и в России и в Ливонии.

В-двенадцатых. Они могут варить пиво и мед, гнать водку и шинковать, не платя акциза ни с какого иностранного вина, за исключением что положит и назначит магистрат на содержание своих чинов.

В-тринадцатых. Они и их дети как сыновья, так и дочери, могут вступать в брак за морем, в Германии; могут отдавать туда своих детей и во всякое время принимать заморских, как своих детей.

В-четырнадцатых. Они (магистрат и община) могут свои дома с земельными под ними участками, также сады, сараи, поля, поместья и прочее свободно другим продавать и без всякой помехи с деньгами уезжать из города.

В-пятнадцатых. Всем бюргерам и жителям должно быть позволено, и теперь при сдаче города Дерпта и впоследствии, уезжать со своим имуществом, а чего они не могут взять с собою и оставят на хранении иди у хороших друзей или в своих собственных домах, то все могут увезти после, когда к тому представится случай. 

В-шестнадцатых. Если кто-нибудь из дерптских бюргеров пожелал бы в будущем снова возвратиться в Дерпт и жить под великим князем, или если того пожелают дети удалившихся, то таковое возвращение должно быть позволено.

В-семнадцатых. Дерптским ратным людям должен быть позволен свободный выход из города с их имуществом и всем оружием, с выдачею им верных паспортов.

В-восемнадцатых. Если окажутся бюргеры, которые не хотят оставаться в Дерпте и которые не могут тотчас выехать из этого города с их женами, детьми, пожитками и челядью, то такие бюргеры могут, спустя 8 дней или чрез несколько недель, уехать из города при оказии, и им должно выдать верные паспорты.

В-девятнадцатых. Иностранные немецкие купцы, также как и великого князя люди, могут с их товарами приставать у бюргеров в их домах, могут свои товары складывать в постоялых дворах и магазинах, могут торговать и совершать сделки, пока им магистрат дозволяет то.

В-двадцатых. Гость с гостем, будь они немцы или русские, торговать между собою не могут, но только с городскими бюргерами, по старине.

В-двадцать первых. Магистрат удерживает по старине за собою инспекцию и суд чрез своих должностных лиц над ВСТ.МИ амтами (цехами), будь то немцы или не-немцы, также над компанией или обществом рыбаков, называемых крауменингами, сохраняя право во всякое время, смотря по обстоятельствам, уменьшать или увеличивать их шраги (уставы) и распорядки, а также все ссоры судить и налагать наказания.

В-двадцать вторых. Обыкновенные ярмарки должны происходить по старине в обычное время, с продажею и куплею всякой рыбы, хлеба, хмеля, меда и всяких съестных припасов и товаров, а магистрат, по-прежнему, будет иметь инспекцию и суд над торговлею.

В-двадцать третьих. Магистрат в некоторых случаях может прощать лиц, которые оказались в суде виновными.

В-двадцать четвертых. Магистрат может давать, по своему усмотрению, въездные и выездные паспорты для путешествия во всякое время.

В-двадцать пятых. Бюргеры не могут быть отягощаемы в своих домах военными постоями

В-двадцать шестых. Великий князь не будет выселять бюргеров и жителей из Дерпта в Россию или в какие-либо другие места. 

В-двадцать седьмых. Если кто либо, немец или ненемец, провинится пред великим князем, открыто или тайно, то таковой преступник, если будет пойман в пределах ведомства магистрата, будет судим магистратом и его фогтами.

В-двадцать восьмых. Если кто-либо из чужеземцев умрет в Дерпте, то его имущество передается родственникам иди друзьям его; правило это в подобных же случаях должно быть исполняемо и в других местах.

В-двадцать девятых. Если кто умрет и его друзья в продолжение года и одного дня не потребуют себе его имущества, то оно достается во владение магистрата, по старине.

В-тридцатых. Если будут на будущее время поселяться в городе новые бюргеры, то они должны по старине предъявить магистрату на рассмотрение их права на бюргерство, и они должны присягнуть великому князю и магистрату, а бюргерство получать в гильдии, по старине.

В-тридцать первых. Магистрат желает, чтобы апелляции на его приговоры по старине посылались в город Ригу и рижский магистрат, так как дерптские законы, по которым магистрат судит и дает приговоры, заимствованы из прав рижских, данных Риге императором и папой.

В-тридцать вторых. В России никто не должен, во время отсутствия дерптского бюргера или купца, конфисковать и забирать его имущество или деньги, и никто там притесняем быть не может из-за долга сделанного в Дерпте, но истец с жалобой при подобных обстоятельствах должен обращаться за судом к дерптскому магистрату.

В-тридцать третьих. Во всякое время дерптские бюргеры могут без всякой помехи вывозить из России всякие хлеба и съестные припасы, а также мед и хмель, если им то понадобится.

В-тридцать четвертых. Все купцы из Германии и России могут иметь беспошлинно и во всякое время свои склады в Дерпте, и только должны платить магистрату за взвешивание и бракование товаров.

С этими пунктами уполномоченные епископа, дворянства и капитула, а также нисколько лиц, уполномоченных от магистрата и общины, были посланы к князю Петру Ивановичу Шуйскому, чтобы он утвердил все эти пункты, скрепив их своею печатью именем великого князя. В таком случае они на следующий день отворят, во имя Господа, городские ворота, и впустят полководца со всем его войском и 1558-го года, 19-го июля, передадут ему ключи от города и замка.

Они только просили, чтобы их защитили от войска и не позволили бы ему вторгаться в дома, так как их жены и дети не привыкли к чужому ратному люду. Это было тотчас же обещано и обещание было сдержано.

После этого начальник, князь Петр, пожелал, чтобы дерптские толмачи с несколькими из его людей перевели эти договорные пункты с немецкого языка на русский, так как пунктов этих было много, они ему были переведены лишь устно с немецкого языка, и он по этой причине не может всех их удержать в памяти. Если в пунктах окажется что-либо требующее, по его мнению, перемены, то он будет говорить о том с дерптцами и порушить на том, на что можно согласиться. Если все окажется так, что можно будет надеяться на одобрение тех пунктов великим князем, то он печатью скрепит таковые: он, князь Петр, хорошо знает, что имеет много значения у великого князя, и потому получит то, что им обещает.

После этого тотчас же были назначены люди, к которым князь прислал своих людей, для перевода пунктов на русский язык.

Кроме этого военачальник, князь Петр, приказал известить епископа и всех, кто пожелает выехать с ним, а также не желавших остаться в городе бюргеров и ратных людей, чтобы они все приготовились к дороге. Он предложил назначить нескольких великокняжеских бояр с несколькими всадниками для проводов господина епископа с его людьми до Фалькенау. Предложил он также, что назначить людей, которые проводят других бюргеров с их женами и детьми и ратных людей со всеми их пожитками за несколько миль от города, чтобы никто нисколько за себя не опасался бы.

Как только посланные прибыли с таким решением в город, тотчас было объявлено всем ратным людям, которые еще не получили жалованья от города, явиться в таком-то часу для получения денег и паспортов.

Таким образом все, не желавшие оставаться под властию великого князя, должны были готовиться к отъезду и завтра, как только колокол пробьет 8, они должны были выехать, сопровождаемые великокняжескими людьми. Везде слышались жалобы и стоны, каждый собирался и укладывался, покупал лошадей и телеги, увозил на лошадях и волах все что можно было захватить второпях; чего увезти не могли, оставляли. Много, много тогда рассталось между собою добрых друзей! 

Епископ велел перевезти часть сундуков и поклажи водою, а часть сушею, на возах.

На другой день, когда пункты были переведены на русский язык, военачальник, чтобы не терять напрасно времени в переговорах, одобрил эти пункты под ратификацией великого князя, он же, военачальник, сам будет ходатаем за них пред великим князем, в этом пусть они вполне положатся на него. Как только епископ получил свои пункты, а магистрат и община свои, то сейчас отворили городские ворота, и епископ в первый раз со всеми своими поехал в Фалькенау, сопровождаемый 200-ми всадников. Военачальник велел также передать епископу, что для защиты его, епископа, в монастыре будет назначен воевода из великокняжеских придворных бояр на все время, пока русское войско будет находиться около города, с несколькими всадниками и стрельцами, чтобы ему, епископу, не было причинено никакой обиды. Такое предложение епископ принял с благодарностью.

После этого тронулись в путь не желавшие оставаться в городе все бюргеры и ратные люди со всем, что только могли захватить с собой. Их сопровождало много бояр и всадников, и им не было причинено ни малейшей обиды. Когда они выехали из города, военачальник князь Петр Шуйский потребовал, чтобы магистрат выслал несколько бургомистров, ратсгеров и выборных из общины для сопровождения его, князя, в город. Он, князь, прежде всего пришлет в город воеводу с несколькими людьми, которые внесут знамена мира, устроят во всем достодолжный порядок; бюргеры же должны оставаться в своих домах до тех пор, пока устроится хороший порядок, и пусть они нисколько не беспокоятся за себя.

После этого в лагерь к военачальнику отправились (в качестве депутатов) несколько назначенных лиц от магистрата и общины, а также несколько членов капитула и два лица со стороны епископа. Князь благосклонно принял их, подал им руку, обещая милость великого князя и свое ходатайство за них.

Тогда члены капитула, а потом и посланные от магистрата и общины, передали военачальнику ключи от ворот замка и города. Князь не отпускал депутатов из своей палатки до тех пор, пока не послал вперед в город несколько сотен своих лейб-стрельцов (детей боярских). За тем один из воевод с несколькими всадниками отправился в замок. Другой же воевода въехал в город и занял стрельцами рынок и улицы, а после всего этого вступил в город сам князь Петр Иванович Шуйский, а посланные от капитула, магистрата и общины шли пред ним и сопровождали его в замок. 

За тем князь велел объявить, что под страхом смерти никто не смеет ничем обижать жителей города. Велел он также объявить, чтобы бюргерские люди не продавали в своих домах никаких напитков для ратных людей, в предупреждение несчастия. Всех русских ратников разместили в замке, в соборных помещениях и в оставленных жителями домах, и строго смотрели, чтобы они никого не обижали, а кто в этом провинился, того князь велел постыдным образом бить и плетьми наказывать; князь назначил также нескольких бояр со стрельцами для объездов по городу, которые ежедневно ездили кругом и забирали всех нетрезвых людей и всех кто только неподобающе себя вел, и тотчас сажали в тюрьму. Видя это, бюргеры несколько успокоились в своем несчастии, и не боялись уже открытого нападения и насилия.

После этого магистрат и община прислали князю в подарок корзину с вином, пивом и разными другими припасами, и свежей рыбы и зелени, что и было принято благосклонно, и он еще раз объявил, что если окажется хоть какая-либо жалоба на его ратных людей, то пусть тот прямо обращается к нему: он сумеет наказать виновного и защитить всякого невинного.

Спустя несколько дней, он пригласил к себе в гости в замок магистрата, общину, эльтерманов и старшин и хорошо угостил их.

Когда выехавшие из Дерпта бюргеры и ратные люди прибыли в Ревель, то застали этот город в большом затруднении и печали, потому что городские стены еще не были отстроены, и бюргеры были так поражены этим, что все свое имущество отправили на кораблях из страны.

Вскоре после сдачи города Дерпта, военачальник, князь Петр Иванович Шуйский, послал одного боярина в город Ревель с предложением покориться великому князю, как то сделал уже город Дерпт, и с обещанием, что великий князь будет жаловать ревельцев большою свободою и лучшими привилегиями, каких еще они никогда не имели. Они могут и не принимать великокняжеских ратных людей, великий князь лишь назначит в замок своего наместника. А если ревельцы не захотят быть под подданством великого князя, то должны заранее знать, что их постигнет гнев великого князя. На это русский боярин, в загородном дворе магистрата, находившемся в двух милях от Ревеля, где он правил свое посольство, получил в ответа, что ревельцы будут верны присяге и обязанности магистру, за которого, стоят и жизнию своею и своим имуществом, и что они не уподобятся тем легкомысленным, которые поступили вероломно и сдали свой город. Пусть он (боярин) передаст этот ответ своему господину, а они же полагаются на помощь Всевышнего. Но у многих в Ревеле от этих слов сжалось сердце в предчувствии недоброго.

Между тем ливонские послы прибыли из Москвы в Ригу и привезли с собой назад 60 000 талеров, которые и были сданы в доме Иоанна Икскуля из Ментцена на Конюшенной улице.

Добрые люди, покинувшие свои дома и дворы в Дерпте, кое что получили из тех 10 000 талеров, которые собрали ратсгеры и бюргеры в Дерпте, но те, которые остались в этом городе, не получили ничего, так как магистр все деньги взял, объявив, что это деньги неприятеля. Вот что они получили за свое благодеяние: поквитались!

А что эти бедные люди и могли вывезти из Дерпта, то все дорогой у них отобрал и разграбил магистр со своими помощниками, как то: Вильгельмом Вифферлингом и некоторыми другими ему подобными.

По взятии города Дерпта и иервенский фохт покинул замок Везенберг со всеми запасами разных дорогих напитков, вина, пива и меда и разных съестных припасов. Тоже самое сделали в Лаисе и Оберпалене, а также в Рингене и Кавелехте и во многих других местах.

В том же 1558-м году, пред взятием еще города Дерпта, стоял я в воскресенье Misericordiae Domini (3-е воскресенье после Пасхи) на горе у Дренсовых ворот с одним дерптским бюргером, Валентином Крузе, и, между 7-ю и 8-ю часами, видел в ясный день три солнца на небе друг подле друга; это без сомнения означало, что за Ливонию будут спорить три государя: московит, король польский и король шведский.

Князь Петр занял город Дерпт и покинутые замки многими ратными людьми, чтобы они защищали границы и снабдил их всем необходимым на долгое время. И великий князь также прислал из Пскова водою в Дерпт большие запасы муки и всяких хлебов, овса, пшеницы, пороха и свинца в большом количестве, и наградил многих своих бояр поместьями и людьми в Ливонии, которые прибыли туда тощими, но скоро весьма растолстели. 

В 1560 году, на Крещение, московит взял замок Мариенбург, на русской границе.

В 1559 году старый магистр Вильгельм фон Фюрстенберг отказался от своей должности, и магистром был избран его коадъютор, Готгардт Кетлер, который в том же году принимал присягу в Ревеле. Он заложил замок Гробин прусскому герцогу за 40 000 талеров, а Кегельский двор, недалеко от Ревеля, заложил городу Ревелю за 30 000 талеров, а также занял в Риге у одного старого гезеля, именем Биллербека, под расписку 30 000 марок полновесными старыми деньгами. Добрый старый гезель думал этим сделать добро стране, но при своей жизни он ничего в уплату не получил.

Также собрал этот магистр все что осталось от 60 000 талеров и с этими деньгами стал поспешно набирать ратных людей. В 1558 году осенью (в ноябре) Готгардт Кетлер совсем своим войском, сколько мог набрать, осадил замок Ринген в дерптском епископстве, прежде принадлежавший тевтонскому ордену, расположенный в 6 милях от Дерпта, и отнял этот замок у русских, при чем было убито более 400 русских. После этого он разрушил замок и отступил.

В 1559 году, в день святого Мартина (10 ноября), этот магистр выступил в поход с ландзассами и коадъютором рижского архиепископа, герцогом Христофом Мекленбургским, вместе с ландзассами рижской епархии и стал лагерем у Нюгенской церкви, в трех милях от Дерпта. Московит также собрал отряд ратных людей, который стал в шести милях от немецкого лагеря, намереваясь соединиться с русскими, составлявшими гарнизон в Дерпте, и нанести поражение магистру; но немцы напали на их лагерь, убили многих из них и увели с собою взятых в плен нескольких знатных бояр.

В 1558 году, осенью, когда магистр Кетлер отступил от Рингена, все дерптские бюргеры и кто только был способен носить оружие были отправлены из города в Псков. Там их разместили у псковских бюргеров и не отпускали до тех пор, пока магистр отступил от Рингена в рижскую епархию; тогда их снова возвратили в Дерпт к их женам и детям, которым, впрочем в их отсутствии, не было причинено ни какой обиды.

В 1559 году, когда магистр снова расположился лагерем у Нюггена и побил русских, дерптские бюргеры никуда не были отправляемы; но их поместили в ратуше, присылали им кушанье из их домов и никакого вреда не причиняли, а когда магистр отступил, каждый без всякой помехи отправился к себе домой.

После этой битвы, магистр и герцог Христоф Мекленбургский двинулись со всею силою под город Дерпт и, после нескольких стычек, снова отступили, а герцог Христоф направился к рижской епархии. Магистр же Готгардт Кетлер двинулся со своими отрядами к замку Лаису, стал его обстреливать и два раза пытался взять приступом, но оба раза был отбит, причем лишился много народу и добрых слуг. Там был убит ревельский гауптман Вульф фон Страссбург и также гауптман Луккнинг, который был застрелен с башен у Дерпта. Так как ничего нельзя было поделать, то магистр отступил от Лаиса с ругательством и насмешкой, и повел аркебузников (стрелков) к Феллину. Но золото было уже истрачено и наемники были недовольны, потому что нечем было платить им. Таким образом они разошлись во все стороны, и зима окончательно разложила войско. Так всегда бывает, когда хочешь искать роз в снегу: Ганс Гау не может сносить лифляндской зимы с ее сильными холодами и, таким образом, пиво, как говорится, утекло.

В 1560 году, как только московит взял Мариенбург, учинил он набег, прошел через всю рижскую епархию и Курляндию и там жестоко хозяйничал убийствами и пожарами. Тогда большая часть замков была покинута, которые таким образом и достались ему без борьбы.

В 1560 году, в день праздника Пасхи (16 апреля), прибыл в Аренсбург на Эзеле герцог Магнус Гольштейнский, брат датского короля Фридриха II-го, которому и было передано епископом Иоанном Менниггаузеном епископства Эзель и Курляндская епархия, за что он взял 30,000 талеров и потом уехал, как увидел, что Ливония была вся выжжена. Эти 30,000 талеров король польский Стефан, когда, по смерти герцога Магнуса, курляндские монастыри были заняты прусским герцогом в 1584 году, велел передать датскому королю, хотя Менниггаузен не имел права продавать или закладывать епархии. Также и ревельский епископ, Мориц Врангель, передал ему (герцогу Магнусу) ревельское и гапсальское епископства.

В 1560 году, на Троицу, московит сделал большой набег на Гарриен и все опустошил и сжег безжалостно, что только попадалось ему, увел много скота и людей, и сжег дворянские дворы и епископский замок дотла. Он прошел таким образом через все рижское архиепископство и хотя сановники ордена, как Шалль фон Белль, командор гольдингенский, Генрих фон Гален, фогт бауский, Христоф фон Зибург, фогт кандауский, и другие собрали войско, какое только могли набрать для поражения врага, и сошлись при Эрмисе и сражались мужественно, но их было слишком мало против войска неприятеля и они поэтому потерпели поражение, причем было убито до 500 немцев, а вышеозначенные господа были схвачены, отвезены в Москву и там казнены. Это поражение и гибель таких знатных господь страны навело большой страх на остальные ливонские сословия.

В этом же году остальные ливонские сословия, как-то: архиепископ маркграф Вильгельм, вместе со своим коадъютором, герцогом Мекленбургским, магистр Готгард Кеттлер и герцог Магнус, в июле, держали ландтаг в Пернове и советовались как помочь стране в столь печальных обстоятельствах. Когда они обсуждали это, московит, как раз в день Марии Магдалины, явился пред замком и городом Феллином и осадил его. Он сначала начинает обстреливать пригород, предает его огню, так что остается несгоревшими только пять домов и берет его приступом. Тогда все жители спасаются в крепкий замок Феллин, где в то время пребывал лично прежний магистр Вильгельм фон Фюрстенберг и защищают замок целых четыре недели и, конечно, долго еще бы продержались, потому что у них предостаточно было съестных припасов, пороха, свинца и надлежащего оружия, но кнехты (наемные солдаты) не получали жалованья за нисколько месяцев. В неуплате жалованья негодяи нашли причину ропота, хотя добрый старый магистр предлагал им в залог золотые и серебряные цепи, клейноды и драгоценности стоимостью вдвое против следуемого им жалованья, пока он будет в состоянии начеканить монету для уплаты им. Но эти канальи и изменники не согласились на предложение Фюрстенберга, и заявили, что сдадут крепость московиту. Это они и сделали, поставив условием свободный выход себе. Они разграбили сокровища магистра, взломали и разграбили сундуки и ящики (снесенные в замок для хранения) многих знатных дворян, сановников ордена и бюргеров, и забрали себе столько, сколько мог каждый, а забранное составило бы жалованье не только за один год, но и за пять или десять лет, и они могли бы защищать очень долго крепость, потому что в снарядах и съестных припасах недостатка не было. Но не таково было желание этих негодяев: они предали московиту своего доброго господина со всеми его верными слугами и сдали крепкий замок Феллин с его укреплениями; но Господь Бог не оставил без наказания неверность и клятвопреступничество этих злодеев: московиты проведали, что они хотят уйти с сокровищами магистра и имуществом добрых людей, и чисто обобрали их, оставив нагими и босыми и, когда они прибыли кто в Ригу, а кто в какое-либо другое место, то получили достойное возмездие — их всех перевешали по деревьям.

Таким-то образом московиты, в августе 1560 года, взяли крепкий замок Феллин, лучшую крепость страны, и увезли главу всей страны, благочестивого старого магистра Вильгельма Фюрстенберга в Москву, и дали в пожизненное кормление ему и его слугам замок, называемый Лублин (Любим) где он впоследствии и скончался. Если бы в то время московит, миновавши Феллин, прямо отправился бы к Пернову, то, как в мешке, захватил бы на ландтаге всех властителей и все сословия страны, но он этого не сделал, а они между тем успели разойтись, так ни на чем и не порешивши.

По взятии крепости Феллина, московит разделил свое войско на три части. С одною двинулся он под крепкий замок Вейссенштейн, осадил его в сентябре 1560 года, и больше пяти недель стоял под ним и штурмовал. Там в то время молодой и храбрый человек, Каспар фон Ольденбоккем, так рыцарски защищался, не надеясь при том на какую-либо помощь, что московит со стыдом должен был отступить. Другой отряд отправил он к Вендену и Вольмару — все жечь и опустошать там. Вольмарцы напали на него с тремя ротами стрелков в надежде спасти свой скот, но были побеждены неприятелем, почти все перебиты, а остальные были уведены пленниками в Москву. Третий отряд захватил в Вике гарриенский скот и имущества, которые были сюда собраны как в безопасное место, и забрал с собой все это вместе с людьми в Москву.

Герцог Магнус не осмеливался более оставаться в Гапсале, боясь гнева великого князя, за то, что он, герцог, присутствовал на перновском ландтаге. Он поэтому переехал на лодке на остров Эзель, чтобы быть там в безопасности.

После того как московит таким образом опустошил Вик, он подошел к Ревелю и расположился лагерем в 2-х милях от города на Гаркском дворе, тогда некоторые ревельцы рано утром сделали необдуманно вылазку, думая застать неприятеля врасплох и овладеть угнанным скотом. Они действительно овладели викской добычей и погнали было скот к городу, но про это скоро узнали в московитском лагере: русские пустились за ними в погоню, побили их и отняли у них полевые орудия с лошадьми, составлявшие собственность ревельского магистрата, причем было убито много людей дворянского роду и бюргеров, а между ними: Иоанн фон Гален, Юрген фон Унгерн, Лоренц Эрмис, Люйтке фон Ойтен, член городского магистрата, Блазиус Гохгреве и много еще других бюргеров и купеческих прикащиков (гезелей). Это случилось 2 сентября 1560 года.

Того же года осенью стали собираться толпами гарриенские и викские крестьяне: они не получали никакой защиты от дворянства и не хотели более ни подчиняться дворянам, ни справлять им какие-либо службы. Они разграбили несколько дворянских усадеб некоторых дворян, именно: Якова Укскуля Лумматского, Отто Укскуля Кирккельского, Юргена Рисбитера и Дирика Ливе убили, а после того отправили своих послов в Ревель для заключения дружбы и мира с городом. Здесь их убеждали отказаться от своих злых намерений, но это ничуть не помогло: они продолжали начатое и осадили замок Лоде, где было много дворян. Тогда Христоф Менникгаузен вооружился с несколькими дворянами, напал на крестьян у Лоде, многих перебил, а предводителей взял в плен, одна часть которых была казнена пред Ревелем, а другая пред Лоде.

Когда дела в Ливонии были в таком дурном положении, король польский Сигизмунд-Август, по просьбе ливонских сословий и городов, согласился принять участие в положении страны и взять ее под свою защиту, но с условием, чтобы за военные издержки ему, королю, должны быть предоставлены в виде залога пять замков: Каркус, Гельмет, Трикатен, Эрмес или Руйен и Буртнек, которые и будут находиться в королевской власти до тех пор, пока не будет возвращена плата за военные издержки или со стороны римской империи или же со стороны ливонских сословий, а в эти издержки следует включить и плату королевским начальникам войск. После этих переговоров король послал к магистру Кеттлеру несколько отрядов войска для действий против врага. Названные заложенные замки впоследствии были отданы в приданое сестре короля Сигизмунда-Августа, Екатерине, когда она выходила замуж за герцога финляндского Иоанна.

Так как город Ревель и некоторые (эстонские) дворяне полагали, что с их стороны гораздо выгоднее и лучше пользоваться помощью шведского короля, то они отступились от своего властителя страны магистра и от других сословий и городов, и перешли под шведскую корону, хотя сами согласились перед тем с сословиями одобрили помощь со стороны поляков и приняли у себя польских гайдуков или стрелков в качестве вспомогательного войска; после же того, как решили сдаться под покровительство шведской короны, они отослали тех гайдуков назад и объявили своему властителю магистру, как то сообщает их хроника, чрез дворянина Рейнгольда Лоде и ревельского ратсгера Иоанна Винтера, что они отказываются публично от своей присяги и продолжают, с помощью шведского короля, обстреливать и осаждать ревельский замок. Замок этот защищал орденский наместник Каспар фон Ольденбоккен и храбро держался в нем шесть недель, пока наконец должен был сдать его шведам на Иванов день 1561-го года, вынужденный к тому голодом.

После этого король шведский занял Вик, а в 1562 году и Пернов, попробовал также своего счастья у Вейссенштейна, но наместник Иоанн Гролль храбро защищал его, пока наконец голодом не вынужден был сдать замок осенью 1562 года; в 1573 году, на новый год, московит снова завоевал этот замок.

Как только польский король и ливонские сословия убедились, что им приходится воевать не только с московитом, но и со шведами, король отказал лифляндским сословиям в своей защите, но заявил, что если они ему совершенно покорятся, как покорился Ревель шведскому королю, то только в таком случае он, король, будет сражаться против обоих — и московита и шведского короля и, после отнятия у них завоеванного, каждого оставить при том, чем он уже прежде владел.

Относительно этого много было разных мнений; наконец было решено, что магистр Готгардт Кеттлер будет пожалован от короны польской ленным князем Курляндии и Семигалии, а вся Ливония должна быть передана сословиями польской короне. Город Рига согласился на подданство польской короне, но с условием, чтобы город был освобожден от присяги, принесенной римской империи. Только по заключении такого договора, началась настоящая война с московитом и шведами.

Причиною к войне было обстоятельство, что город Ревель изменил своим властителям и другим ливонским сословиям, чрез что оба государя, король польский и король шведский, и вцепились друг другу в волосы; если бы Ревель, подобно городу Риге, остался при своих властителях, то король польский вместе с ливонцами сражался бы только против московита и мог бы лучше защищать страну.

В 1562 году, герцог Христоф Мекленбургский обратился к королю шведскому Эриху, думая, с помощью шведов, изгнать поляков из рижской епархии, но когда он с небольшим войском прибыл в епархию, то был скоро взят в плен при замке Далене и увезен в Польшу, где и оставался целых пять лет.

В 1563 году, 28 июля, шведы взяли у герцога Магнуса гапсальский замок и разграбили и обобрали церкви; в сентябри они также явились под замком Лоде с шестью тяжелыми орудиями, но на них напал герцог курляндский с несколькими польскими отрядами (президиями), побил шведов и занял крепость.

Летом 1563 года, вспыхнула война между королем датским Фридрихом II в союзе с городом Любеком и между королем шведским, на море и на суше, с большим кровопролитием; война продолжалась до 1570 года, пока наконец дело не было улажено в Штеттине. Обе воюющие стороны в этой продолжительной войне не напряли шелка.